- Тётя, тётя, а ты дядя? – спрашиваю немолодую дамочку, странного пола.
Она сидела на скамеечке вблизи парка «Миллениум», с открытым ртом считала ворон. Ворон в горячем чикагском небе было немного. Они все спеклись и недовольно скрючили клювья.
- Я Каролевна! - сказало существо низким, дремучим голосом. От этого звука муражки затренькали по спине.
Но я смелый юноша! Я самый смелый юноша в штате Иллинойс!
- Вы Каролевна какого пола? – спрашиваю. В отваге мне не занимать. Конечно, до горящего коня мне далеко и скачущей избы, тем более. Но затевать разговор с подобными типками - я мастак!
Королевна уныло поглядело на меня.
- Я русский, - задорно ляпнул я ни к селу, ни к городу.
Лицо каролевны поморщилось, как прошлогоднее яблоко.
- Горбачёв фореве, - сказала она. Уныние не спадало с яблочного лица дамочки.
Я моргнул правым глазом и громко чихнул. На улице, да простит господь мою дерзость, игралась погодка градусов в 40 по Цельсию. На чужеродного Фаренгейта мне перестроится так не удалось.
- Бубль гумм, - сказал я. Мне отчего-то показалось, подобный ответ на реплику про Горбачёва будет, как нельзя, к месту.
Королевна улыбнулась. Лучше бы она не улыбалась. В детстве, после просмотра «Кошмара на улице Вязов» я чувствовал себя лучше, нежели сейчас. Улыбка королевны поражала всё живое. Внутренности мои скукожились. Я стал квакать.
- Перестройка, - сказало Королевна. Её улыбка, как трещина в земле, разъезжалась всё больше и больше. Мои органы стали перестраиваться. Печень на место сердца. Почки вместо глаз. Ну и другие органы не мешкали.
- Арнольд ШварцЭнЭгер. – квакнул я.
- Ельцин, водка, - ответило Королевна.
- Брюс Ли, гамбургер! – квакаю.
- Зима.. пупок.
Я замолк.
- Какой ещё пупок?
Королевна кокетливо повернуло головой. Рука, с жидкой, выгоревшей на злом мичиганском солнце, кожей, медленно приподняла одежку, обнажая белый, как моль, пупок.
От этого зрелища по моему телу прошлась судорога. Я свалился на горячий асфальт и запел русскую народную песню «дрим оф зе найт». Ужас.
