zurzvezdochet: (песни)
Много лет я хотел это скрыть. Но всё тайное однажды становится страшным.
Однажды всё становится страшным.
Вот жила-была Вика Дубинкина красавица с искрящимися (как сварочный аппарат) глазами и светлыми кудряшками. Она была моей тайной любовью до десятого класса.
Но потом Вика постарела, стала старой и страшной.
Так что не спорьте, всё тайное когда-нибудь становится страшным.
Я решил не допустить этого, и рассекретить свой второй блог «картинкаграмм», где ежедневно рассказываю, как Америка издевается надо мной.
Здравствуй, Вика.
zurzvezdochet: (Мёртвый Фока)

Нет у меня ни предвкушении, ни ожидания, ни каких либо радостных чувств перед этой поездкой. Я, конечно, понимаю. Катька, алкоголь, бесконечные забавы в отеле Гааги. Потом Амстердам: стриптиз-клубы, порно-театры, наркотики, проститутки. Не жизнь, а мечта! Но нет радости в душе.

Одна зимняя тоска обледенела на лобовом стекле. Слушаю «Актрису весну», новую зимнюю резину «Nord Frost 5», и вспоминаю Лили – юную американку с польскими корнями. Светловолосая, вечно растрепанная, с маленькой упругой грудью, веснушками и розовыми сосками. Как мы проехали через всю Америку на старом фургоне. Как я напивался и пытался петь «Дорз». Нью-Йорк, Чикаго, Сент-Луис, Альбукерк, Лас Вегас, ЭлЭй, Фриско…

Пыль Нью-Мексико и улыбка юной индианки со странным, сложным имянем. Оплавленное солнце на обгоревшей коже и океан…

Только эти места манят. И только они, как мечта.

zurzvezdochet: (Мёртвый Фока)

Наткнулся на недописанную, собственноручную повесть про американскую дорогу. 38 страниц шрифта Century Gothic -12. 38 печальных страниц. Печальных, потому что их никто никогда не прочтёт. Машина с героями не доедет до финала, не увидит дождливый Фриско, и никто никогда не узнает, что они существовали. А ведь не так уж и много оставалось, за окном уже жарился нью-мексиканский Альбукерк. Повесть о русских, бредовых снах в машине, движущейся по дороге Нью-Йорк – Чикаго - Сан-Франциско.

Бредовые сны не оставляют меня и теперь. Вот как сегодня, когда я угонял от полиции города Старая Ладога на американском чопере в сторону Средиземного моря…

Однако, меня оставили ощущения той дороги. Я забыл америку, я забыл название блюд в придорожных «Денисах», я забыл запах пустыни, и взгляд лос анжделесских шлюх. Я забыл Биг Сур и океан. Я всё забыл.


zurzvezdochet: (рок-н-ролл)

- Чёртовы Американские города – все на одно лицо, - я говорил себе под нос, как старуха в московском метро, которая смотрит на мелькающую за окном рекламу.

Железо, бетон, стекло. Непроницаемые небоскрёбы, резкие спирали виадуков. И раскалённое, яростное солнце. Альбукерк – сухой, мёртвый город, в солнечной пыли, проносился за стеклом нашей машины. Мы не видели людей. Тяжёлый, бетонный жёлоб фри вея скрывал от нас жизнь, если она вообще существовала в Альбукерке.

Дэн  раздухарился. Потный, взъерошенный, саблезубый, он вытянулся, как змея в брачном танце.

- Гони, - крикнул он Хэнку, - я покажу отворот. Заглянем к Железному Эрику.

Лили подала голос:

- Ты же намеривался слезать и отправляться в свой вонючий Денвер.

Ден проигнорировал. Безобразное новомексиканское солнце увлекло его.

- Лили, родная, - неожиданно защебетал он, - у меня есть тебе подарок. Маленькая штучка.

Лили прищурилась.

Дэн выудил из-за пазухи зелёный, силиконовый фалоимитатор.

 

ДАЛЕЕ И 7 ФОТО ДОРОГИ ПЫЛЬНОЙ НЬЮ-МЕКСИКИ ----->>>>> )
zurzvezdochet: (Мёртвый Фока)

Когда случаются проблемы с мотивацией, нужно завязывать. Нужно срочно завязывать. Для этого нужно быть, или слишком сильным, или слишком слабым. Серединные людишки, будто пьяный на ветру, колышаться в стороны, и не падают, и не идут. Пожили, умерли, камнем положили, и всё.

Ужасно, ужасно, ужасно, не хочется быть таким человечком. Но если появились проблемы с мотивацией, нужно завязывать.

И вроде как уже сник, опустил ноздри в песок, а появляется человек, который находит в твоём даже больше, чем ты вкладывал. И вроде как, эрэгирует вялая мотивация, наливаются пальцы кровью, а глаза эмоциями. И снова кажется, что можешь видеть то, чего нет, но должно быть. И снова твоя дорога – посёлок иллюзий, ожиданий и страхов.

 
А вот обрывок того, что выдаёт моя импотенская мотивация:
zurzvezdochet: (рок-н-ролл)

Продолжаю крапать над американской повестью. Правда, американец из меня не ахти какой. Джим Дуглас бы пренебрежительно усмехнулся.

Сотворил короткий рассказ для неё (или в неё). Но самое главное, каким бы нелепым выглядел сюжет, всё так и было! И неважно, что во сне. Сны, как известно, могут быть сильнее реальности. Реальнее яви, явнее реальности.

zurzvezdochet: (Default)

Глория… Да, женщина с яркими, маковыми губами назвала своё имя – Глория. Глория, детка Глория, ран май кокс. Старый американский рок-н-ролл. Название группы выскочило из пьяной головы. Через миг, будто закончилась катушка времени, и я пропустил склейку – мы оказались на улице. Тёплый мичиганский ветер игрался с газетными обрывками и обёртками биг магов. Глория грудным, приглушённым голосом рассказывала какую-то душещипательную историю. Запах её духов поражал всё в метре вокруг. Казалось, она бессознательно (а может и вполне осознано) создавала некое подобие аркана. Может, мне всё это казалось. Я смотрел на тёмное, в дымных кляксах, словно испачканное, небо и слушал её грудной голос. Я пытался заглянуть за горизонт, в узкий просвет улицы, туда, за озеро Мичиган. Представить, как земля изгибается в шар. Что на той стороне мой дом. Я был так пьян, ноги не держали непослушное туловище. В голове зародилось желание отдохнуть на тротуаре. Глория потянула меня за руку. Мы оказались в её машине. Вязкий кофейный запах чёрной женщины усилился в салоне, как ненасытный зверь. Невзначай заурчал мотор. Пол минуты Глория сидела неподвижно, глядя на тёмную, ночную улицу. Я поймал себя на том, что любуюсь её африканским профилем.

zurzvezdochet: (мелкий лошпен)

- Поешь, поешь.

Джоди пихала мне в нос пакет с ягодами.

- Что это?

- Поешь.

- Будьте милосердны…

- Поешь, - не унималась Джоди. – это вишни. Я их украла.

Я открыл глаза. Джоди гордо вытянула шею.

- Как мило с твоей стороны, - сказал я. Меня душила жажда, я закинул горсть ягод в рот, спотыкаясь о твёрдые кости. Но с радостью беззубой старухи, принялся рассасывать.

- Ты заговорил по-другому, - сказал Джоди.

Я прищурился.

- Все эти словечки, - пояснила она.

- В лесу жить, - сказал я, - кричать, как волк.

- Что?

- Это не важно, - сказал я, - бубенчики звенят…

- Что? Я не понимаю по-русски, - Джоди хлопала ресницами, как мультипликационный заяц.

- Что это гудит? – спросил я.

- Это твоя голова, - перекрикивая автомобильный шум, бросил Хэнк. Он снова был в кожаной жилетке на голове тело. Синяя, татуированная змея тянулась к его шее, и всё не могла сожрать…

- По ком звонит колокол? Не спрашивай! Этот колокол звонит по тебе! – громко проделкмировал Хэнк на весь салон.

Я заглянул в грязное окно. Одно и тоже. Проклятая средняя Америка неизменна, как похмелье после разгула. Всё одно и тоже. Удивительно только, всякий раз сны приходят разные, непохожие. А ведь сон – это что-то тягучее, чёрно-белое, смутное, но лёгкое. Штат Миссури, распиленный 70 дорогой, мало разнился с Иллинойсом - растительности меньше, да степи длиннее. Я попросил Хэнка остановиться. Вылез по нужде. Земля под ногами содрогалась под ужасом, скачущих на дикий запад автопоездов. Горячая пыль забивала нос и липла на язык. Я опплевался и влез обратно.


zurzvezdochet: (Default)

Я вышел на огромную поляну. На плешивый болотистый лесок оседал хмурый закат. Хорошо, что я в резиновых сапогах. Непременно промочил бы ноги. Нет ничего хуже сырых ног и кипячёного молока. Что-то часто я вспоминаю кипячёное молоко. Когда я попаду в ад, после жизни, меня будут варить в кипячёном молоке и заставлять – есть пенку. При мысли о молочной пенке – я содрогнулся. Резиновый сапог сладко чавкнул в мокрой земле, я оглянулся. Здесь из грязи и болота зарождалась великая русская река. Я чувствовал - это великая русская река. Воздушная гордость забулькала в горле. Только я не знал названия реки. Сибирь огромная, в Сибири много великих рек. Смачно чавкая сапогами, я добрёл до кривенькой, как дедушка Петя после заводской получки, деревеньки. Около чёрного, срубленного дома, похожего, на маленькую одноэтажную хрущёвку, стояла раздутая, как мокрые простыни на ветру, женщина. Она вешала бельё на чёрную, грязную верёвку.  Крутила огромным, серым задом и напевала песню: «Я человек яйцо, я человек яйцо, я морж».

Холодный ветер задувал с реки. И будто делал женщину больше. При желании я мог бы поместиться к ней в живот, если сяду на корточки и прижму голову к коленкам. Я подошёл ближе, кротко поздоровался. Женщина улыбнулась и продолжила свою песенку.

- Тётенька, скажите, - спросил я, - а как называется эта река?

Она широко улыбнулась.

- Себе сколько лет мальчик?

- Семь, - говорю гордо.

- Такой большой, а не знаешь.

- Я не здешний, - говорю.

- Не русский? – спросила она.

- Русский…

- Ну вот, а не знаешь… 


zurzvezdochet: (Default)
 

Я решил проглотить три ненавистные капли. Они больно проехались по горлу. Я снова закашлял.

- А что это вы решили, что я русский? – спросил я. Лицо американки бесчувственно тонуло в сумраке кабака.

- Пьёшь, как дурак, - сказала она.

Мне стало обидно за родную нацию.

- Да больше русских, - закричал я, - никто не пьёт! Гарсон, ещё виски!

Утомлённая барменша скучно посмотрела в мою сторону и достала бутылку с белым, пластмассовым носом на горлышке. Стеклянная, неперелётная утка накапала пол стакана горючей жидкости. Я взял его и вернулся к туманной американке. Она сидела, как памятник.

- Вот так русские пьют! – крикнул я и проглотил очередную порцию.

Когда я откашливался, женщина смеялась.

- Браво, - сказала она.

- А мой брат, - сказал я, - может выпить 3 литра водки за раз!

- Браво.

Американка мне нравилась всё больше и больше. Я даже стал представлять холмы Аризоны в её сумрачных, карих глазах...



zurzvezdochet: (Default)
- Тётя, тётя, а ты дядя? – спрашиваю немолодую дамочку, странного пола.
Она сидела на скамеечке вблизи парка «Миллениум», с открытым ртом считала ворон. Ворон в горячем чикагском небе было немного. Они все спеклись и недовольно скрючили клювья.
- Я Каролевна! - сказало существо низким, дремучим голосом. От этого звука муражки затренькали по спине.
Но я смелый юноша! Я самый смелый юноша в штате Иллинойс!
- Вы Каролевна какого пола? – спрашиваю. В отваге мне не занимать. Конечно, до горящего коня мне далеко и скачущей избы, тем более. Но затевать разговор с подобными типками - я мастак!
Королевна уныло поглядело на меня.
- Я русский, - задорно ляпнул я ни к селу, ни к городу.
Лицо каролевны поморщилось, как прошлогоднее яблоко.
- Горбачёв фореве, - сказала она. Уныние не спадало с яблочного лица дамочки.
Я моргнул правым глазом и громко чихнул. На улице, да простит господь мою дерзость, игралась погодка градусов в 40 по Цельсию. На чужеродного Фаренгейта мне перестроится так не удалось.
- Бубль гумм, - сказал я. Мне отчего-то показалось, подобный ответ на реплику про Горбачёва будет, как нельзя, к месту.
Королевна улыбнулась. Лучше бы она не улыбалась. В детстве, после просмотра «Кошмара на улице Вязов» я чувствовал себя лучше, нежели сейчас. Улыбка королевны поражала всё живое. Внутренности мои скукожились. Я стал квакать.
- Перестройка, - сказало Королевна. Её улыбка, как трещина в земле, разъезжалась всё больше и больше. Мои органы стали перестраиваться. Печень на место сердца. Почки вместо глаз. Ну и другие органы не мешкали.
- Арнольд ШварцЭнЭгер. – квакнул я.
- Ельцин, водка, - ответило Королевна.
- Брюс Ли, гамбургер! – квакаю.
- Зима.. пупок.
Я замолк.
- Какой ещё пупок?
Королевна кокетливо повернуло головой. Рука, с жидкой, выгоревшей на злом мичиганском солнце, кожей, медленно приподняла одежку, обнажая белый, как моль, пупок.
От этого зрелища по моему телу прошлась судорога. Я свалился на горячий асфальт и запел русскую народную песню «дрим оф зе найт». Ужас.          


zurzvezdochet: (Default)
- Капрал, соберите всех! Через четырнадцать минут общий сбор! Быть готовым по форме номер шесть!
Шёпотом я спросил у товарища:
- Что за форма такая?
Развик пожал плечами. Капрал салютовал сержанту и надрывными криками стал подгонять нас.
- Вперёд клопы! Я покажу вам, что такое настоящая американская армия! Ну-ка отлепили попки!
Остатки нашей роты засуетились.
- Неужели туда? – спросил я и кивнул наверх. По клетчатому, в дырочках потолку ползали муравьи. Мне всегда было интересно, почему они не падают. Видимо, у них лапки клейкие. Не хотел бы я быть муравьём.
Развик ничего не ответил, он занимался обмундированием. Общий сбор по форме номер шесть – дело не шуточное.
Я ещё раз взглянул на свору муравьёв на потолке и стал, неоправданно медленно, собираться. Мне бы хотелось всё делать быстрее, но я медлителен от рождения.
Мой друг - сослуживец из Архангельска Коля Недоносков внимательно осмотрелся по сторонам и резким движением спрятал огромную, розовую, как его уши, крысу в походную сумку. Я даже не стал спрашивать, зачем ему крыса. Все были заняты собой. И мне стоило поторопиться. Я открыл свой жестяной шкафчик. С тёмной стенки на меня глядел постер с изображением Джона Леннона. Он безразлично оценивал моё состояние. Я украдкой помолился и стал натягивать тёплые шерстяные носки. Уверенность, что шерстяные носки - неотъемлемая часть формы номер шесть, не покидала мой медлительный мозг.
- Скоренько, скоренько поросята сельские!
zurzvezdochet: (Default)
сижу, пишу повесть про Чикаго. Что я могу написать об этом городе? Чёрт знает. Те 4 дня, что я варился в столице Иллинойса остались где-то так далеко, что кажется, ничего не было. За окном темно, за окном снег. Включу погромче «олл юн ид из лав», слушаю «меджик мистерии тур» в миллиардный раз подряд. Мерить такими объёмами я люблю. В конце концов – все нуждаются в любви.
Палец устало держит мышь. Мышка ползает вправо-влево. Странно, отчего я устал? Написал-то совсем немного. По сюжету герой знакомится с эффектной негритянкой в возрасте (ну, как для меня и 37 это уже возраст, правда уже и не большой, я то сам далеко не молодчик). А эта самая Глория. Да, её будут звать Глория. Глоооо-рия! Ринг май кокс. Ну или как-то так. Не силён я в иностранных речах. Так вот, эта самая негритянка Глория, которой 37 лет, эта красавица, комсомолка и просто отличная африкано-американская женщина оказывается мужчиной…  Банальный сюжетец, но что поделаешь, я человек – собарние банальностей!
zurzvezdochet: (Default)
. Я закрыл глаза и открыл их в Чикаго.
- Город герой Чикаго? – спросил я.
- Чикаго, - кивнула Джоди. – только букву «ч» она смазала. Получилось «Щикаго». Она лежала рядом со мной, мне казалось, я чувствую биение её сердца. Желания переполняли меня – пить, есть, мыться, лениться, смотреть футбол, спать на травке…. Я отлепился от Джоди, привстал в попытке разглядеть главный город Иллинойса.
- Почему «герой»? – спросила Джоди. – В смысле того, Чикаго любят снимать в кино?
Я усмехнулся.
- Нет, - говорю, - просто герой. Ну.. прорвал блокаду, пёрл Харбор, Хиросиму, вьетконг…
Я опять начал нести чушь. Когда я долго говорю на чужом языке - ничего кроме чепухи не лезет в голову. Джоди округлила свои маленькие глазки. Я покрутил головой и ладонями в знак ветрености собственных слов. Девушка пожала плечами.
- У нас все крупные города герои, - говорю.
- Города? – удивилась Джоди, - не люди?
- Да, - говорю, - города, улицы, проспекты, дома, заводы….
- Странно, - сказала Джоди.
Я шмыгнул носом. Мысли о площади Восстания и гостинице «Октябрьская» приятно похолодили грудь.
- Выходишь из поезда, - сказал я, - на площадь перед вокзалом, и сразу видишь огромную надпись на соседнем здании «Город – Герой Ленинград». И сразу всё понимаешь!
- Что понимаешь?
- Всё понимаешь, – говорю, - это и есть патриотизм!
- Странные вы русские, - сказала Джоди.

73,65 КБ 

zurzvezdochet: (Default)
ЛЕСНЫЕ ЛЮДИ ПРОДОЛЖАЮТ ОПИСЫВАТЬ ПОИСК СЛЕПОЙ ОБЕЗЬЯНКИ   В АМЕРИКЕ – ПАРТ ФРИ - «ПОВОРОТ НА ЩИКАГО».
И хотя автор не ваш непокорный слуга, а совсем наоборот – Кирилл Типлитка, бред ещё тот.
Сынок, ты что ел, когда мы ехали?
Сынок, ты что пил, когда это писал?
Сына, ты здоров?!!!

Жми сюда!!!

July 2017

S M T W T F S
      1
2345678
9101112131415
16171819 202122
23242526272829
3031     

Syndicate

RSS Atom

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Apr. 23rd, 2025 02:58 pm
Powered by Dreamwidth Studios