Я нашёл место, где девочки прячут свои inтернет бунгало!

- Я, как железный дровосек, - горько сказала Дура, не открывая глаз. – Я бессердечная.

- Помнится, - сказал я, - в этом грехе ты обвиняла меня.

- Нет, ты просто поддонок, - сказала Дура, - но сердце в тебе стучит. А я вся насквозь каменная…

- Керамическая, - поправил я.

- Я же говорю – поддонок! – воскликнула Слепая Дура и заскулила, как пришибленный пёс. – Одна отрада макарошки Пикало Пети.

Зубы мои заскрипели сами по себе. Одно упоминание Пикало Пети приводит моё стучащее сердце в бешенство. Одно его имя скрипит на зубах, как песок из непромытой гречки.

- Сегодня мы держим путь к северо-западу от Милана, на завод искусственных сердец! – сказала Слепая обезьяна и радостно запела песню про подвиги Буденного и помощника его Мальчиша  Кибальчиша.

Мне пришлось подчиниться. Так меня учили в детстве – не перечить дурам и милиционерам.

Дверь открыли не сразу. На той стороне слышался шорох и глухой стук, будто кого-то молча убивали. Меня насторожила, широкая лужа около самой двери. Лужа была похожа на смородиновый кисель.

- Это кисель, - сказала обезьяна. И я успокоился. Через несколько минут шорох и удары закончились. Тяжёлую, как оказалось бронированную, дверь отворил толстый, лысый человек в грязном, мясницком переднике. Передник был измазан синей краской. - Это голубая кровь, - пояснила обезьяна шёпотом.

- Мы от Бернаскони, - сказал я голубому мяснику.

Мясник кивнул. Его рифлёный, бугристый лоб покрывала испарина.

Я знал одного мясника. Он был интеллигентным евреем из Ленинграда, ежедневно слушал Чайковского и постоянно повторял «ц ц ц, как неудобно!». Этот совсем на него не походил. Я почувствовал сладковатый привкус страха.

В городе Бутрио было холодно и страшно.

- Куда мы приехали? – ныла Слепая дура, закрывая ладонями глаза, умудряясь при этом ковырять мизинцами сразу в обеих ноздрях. – Мы что на крайней Чукотке? Почему идёт дождь? Откуда столько радиации?

- Какой ещё радиации? Что ты мелишь?

- Радиация от Ритэга!

- Какого ещё Ритэга?

- Радиоизотопного электрогенератора! – сказала Дура скороговоркой.

Дождь катился по моим щекам. Слепая дура – обезьянка решила, что я плачу.

- Не плачь, - сказала она жалостливо, - Скоро мы будем в Милане, там безопасно, там Бернаскони!

- Берлускони, - сказал я, - В Риме.

- Я говорю – Бернаскони, а не Берлускони! – завизжала Дура. – А ещё Пикало Петя!

Кажется, я, и в самом деле, заплакал.

Началось всё с того, что эта дура завыла, как она голодна.

Голодна и голодна, и чёрт с ней. Слушать дурр, да ещё идти у них на поводу последнее дело. Но я слабохарактерный, киселеголовый человек. Меня так просто уговорить. Вот и Наташа Зубкова, большегрудая красавица из параллельного, девятого класса всё шептала «ничего страшного, всё будет хорошо». А потом ещё и смеялась надо мной…

Я пошёл на поводу у слепой дуры и повёл её среди ночи питаться в круглосуточный Макдональдс. Я думал всем дуракам нравится Биг Мак и тому подобные комки пищи. Но я ошибался. Обезьяна заверещала, как животное. Это было бы не удивительно, если бы она была животным. Однако, моя слепая дура- керамическая статуэтка. Впрочем, это всем известно.

Мы вышли на свежий, первомайский воздух. Тяжёлый, серый снежок лениво осыпался из раздутого святыми бигмагами, пуза неба.

- Хочу в Италию! – заявила обезьянка. Из её рта рассыпался пар.

Я промолчал.

- Хочу в Италию, - повторила она, - там живёт и творит великий повар Пиккалло Петя.

- Какой ещё Пикало Петя? – спрашиваю.

- Вот такой, великий, - ответила обезьянка. – мы немедля отправляемся в Рим!

Я, конечно, пропустил мимо ушей нелепые реплики слепой дуры. Но всякий раз понимаю, насколько я опрометчив.

Утром, 2 мая 2010 года мы уже были на трассе Болонья – Бриксен. Арендованный драндулет нёсся в сторону северной Италии.

- Святой Пикало Петя накорми наши души, - шептала обезьянка. А я смотрел на горы и ежился от холодного слова Северная Италия.