Мы закрываем глазки. Мы обмякаем на пуховых ложах. Свободно раскидываем ручки и сладко пускаем слюни на лучшую подружку – подушку. Мы тонем в мягких объятьях одеяла и забываем всё. Забываем на век. Мы хотим видеть бело-розовые, как сладкая вата, сны. И падаем, падаем. Под нами будто белый снег….
Я люблю спать! А кто не любит спать? Я таких дураков не знаю. Зато я знаю товарищей, которые очень любят спать. Ну, в смысле, очень любят спать! Один из них – мой польский товарищ Петер Теплитка. Я зову его Петя. Но он злится и говорит, что у имени Пётр и Петер разные корни. Уж и не знаю, какие там корни, но я всё эту Речь Посполитскую братию хорошо знаю. Им только волю дай.
Теплитка умеет закрывать глаза везде. В метро, автобусе, трамвае, такси, очередях, на лекциях и кинофильмах. Особенно Петер уважает театральное искусство. Там он спит самозабвенно, со слюнями и счастливой улыбкой. Он отдаётся театру полностью, без остатка. В юные годы мы часто посещали БДТ на Фонтанке. Там билеты дешёвые были, за пять тысяч на галёрку. Сесть можно было где угодно. Мест всегда навалом. Мы усаживались на бархатных шершавых против чёса креслах. Типлитка с институтской папочкой в руках. Я – с морским командирским биноклем. Вижу я неплохо. Бинокль мне нужен для самоутверждения.
Как-то раз отправились мы на один французский спектакль с переводными титрами. Я, мой товарищ Теплитка и его девушка Олеся. Конечно, она не совсем была его девушкой. Это он так думал, что она его девушка. А она совсем не была его девушкой. Театр неожиданно оказался заполненным. Билеты пришлось брать на разные места. Я сидел под самым плафоном, на галёрке. Несколько ниже, на противоположной стороне разместились мой товарищ со своей псевдо девушкой. Французская драма осталась для меня в стороне. Я нервно хихикал, будто умалишенный. Бабушка соседка - старая ленинградская театралка сначала пренебрежительно, потом испуганно косилась на меня. Через свой морской бинокль я наблюдал за Типлиткой. Он уснул на третьей минуте спектакля. Олеся грустно смотрела за действом. На восьмой минуте Петер стал пускать слюни. На тринадцатой его голова упала на бортик балкона, и он проснулся. Оглядел мутным взглядом сцену. Заинтересованно округлил глаза и, вновь стал моргать медленно. Тяжёлые веки упали на лице, как гири в руках слабеющего силача. Типлитка снова уснул.
В антракте мы встретились. Типлитка был бодр и часто моргал. Олеся утомлённо молчала. Оценила своё отражение в огромном зеркале и сказала, что она устал и хочет домой. Петер беззаботно кивнул лохматой головой.
- Иди, - говорит. – А ты, - обращается он ко мне, - теперь можешь сесть рядом со мной.
Олеся ушла….
На этот раз мой речи посполитский товарищ уснул на девятой минуте. Его голова упала на бортик и больше не поднималась, пока занавес не рухнул, и шелест жидких аплодисментов не зажурчал по залу.
- Хороший спектакль, - сказал он в гардеробе. – Отличный.
Я недоверчиво оглядел его бодрое сухощавое лицо. Спорить с Теплиткой бесполезно.
С Алиной меня познакомил тот же мой польский товарищ. Она была очень красивой. А русский поляк Теплитка представил меня просто:
- Мой друг, еврей Максим.
Аля не могла не разглядеть моих бесцветных рыбьих глаз и светлых волос. Она растерянно оглянулась на Петера.
- Он студент, - сказал Теплитка, - а я что сказал?
Общего у Теплитки с Алиной было немного. Скажу прямо, у них ничего не было общего, кроме…. Да, да! Родители ошиблись, когда давали ей имя. Даже Теплитка со своими театральными слюнями не мог переплюнуть Алю – Соню. Которая моргала глазками и отключалась с милой улыбкой на губах. Я не верил, что так бывает, но Але это ловко удавалось. Бывало, она вскрикивала несколько раз. Я не успевал опомниться, а через полторы секунды, она уже сладко посапывала с неизменной своей улыбочкой. Что её, в тех бело-розовых снах радовало, она не рассказывала. А если рассказывала, мне эти сны не нравились. С утра я погромче включал футбол или читал вслух Олега Григорьева.
Сначала я винил себя, что вот девушка засыпает в таких щекотливых, или даже щекотных ситуациях! А потом понял, нет! Просто девушка любит поспать!
Было это в те стародавние времена, когда длительные разговоры по сотовой связи могли больно ущипнуть за карман. Ты получал финансовое уведомление и начинал горестно хныкать, почёсывая дырявый кошелёк.
Алина позвонила мне на мобильник часа в два ночи, я слюнявил подушку. Её звонкий голос быстро выдернул меня из царства Морфея. Она сначала что-то крикнула мне. А потом заговорила тихо, почти зашептала. Я что-то хрипло отвечал. Аля только вернулась из гостей и уже собиралась в то зеркальной царство, где я обнимался с одеялом. Мы мило беседовали. Как, в какое-то мгновение, в тёмную ночную секунду на мой вопрос никто не ответил. Я позвал. Тишина и телефонный треск. Я позвал громче – ничего. Аля спала. И это открытие не стало для меня поразительным.
Я перевернул слюнявую подушку и рухнул в тёплый, бело-розовый снег наших снов!
